Мужчина, который забыл свою жену - Джон О`Фаррелл

— Ты не знаешь, во сколько точно Мадлен собиралась в больницу?

— He-а. Но ты можешь туда позвонить. Или это потому что уксус какой-то специальный, бальзамический или вроде того.

— Наверное, мне всё же следует ей позвонить. Выяснить, когда она туда идет, что нужно… и вообще.

— Можно и позвонить. Только она просила этого не делать. Хм, похоже, меня поташнивает.

Я не готов был прямо сейчас встретиться с детьми. Но в случае с отцом обстоятельства не оставляли выбора, знакомиться нужно было немедленно. Чтобы не умереть от горя, если он всё же скончается.

У входа в больницу я подумал, что надо купить что-то в подарок. Может, открытку или цветы? Или что-то, демонстрирующее уверенность, что он скоро поправится, журнал, например, или даже книжку? Не очень толстую, конечно; «Война и мир» или четвёртый том Гарри Поттера — это, пожалуй, чересчур. Но я абсолютно не представлял, что может быть интересно моему отцу. Слово «папа» ассоциировалось только с набором ролевых моделей, переживших мою амнезию. Капитан фон Трапп и король Лир смешались с Гомером Симпсоном, Дартом Вейдером и забавным палаткой из рекламного ролика семидесятых.

Я поднялся на четвертый этаж и направился прямиком к палате отца. Откровенно здоровый вид крепкого темноволосого мужчины, лежавшего на кровати, приятно удивил. Так это и есть мой отец. Папа. Я присел рядом и преданно взял его пухлую руку.

— Привет, пап, это я. Пришёл, как только узнал.

Мужчина внимательно посмотрел на меня.

— Кто ты, мать твою, такой, трахнутый ублюдок? — рявкнул он с выраженным восточным акцентом.

Тут я разглядел арабское имя на пластиковой бирочке и пулей вылетел из палаты.

Присел в коридоре отдышаться. Итак, я держал за руку постороннего пожилого мужчину, — в такой ситуации трудно сохранить спокойствие. Впрочем, может, он и не посторонний, а Гэри просто забыл сообщить, что мой отец сирийский шпион, сделавший карьеру в Королевских ВВС, несмотря на малопонятный акцент и склонность к грамматически некорректной нецензурной брани.

Наконец-то я стоял перед палатой, фамилия обитателя которой совпадала с моей. Я решительно взял себя в руки и шагнул через порог. На больничной койке, в окружении урчащих аппаратов, обмотанный проводами и трубками, лежал тощий, кожа да кости, старик — бесцветная кожа обтягивала скулы, губ почти не видно. Контраста ярче не придумаешь: плазменные мониторы и дорогущие технологии космической эры — и тело в центре, словно мумия бронзового века, чудом сохранившаяся в торфяных отложениях.

— Привет…

— Это ты, сынок? — прохрипел он сквозь кислородную маску.

— Да. Это я.

— Как это мило с твоей стороны. Пришел меня навестить. — Голос слабый, голову не повернул, обращаясь ко мне.

— Да ничего особенного. Это самое малое, что я могу сделать. Может, тебе что-нибудь нужно?

— Нет, присядь. Со мной всё нормально. (Хотя по виду этого было не сказать.)

Врачи уверяли, что отец в сознании, в здравом уме и твёрдой памяти, но я всё равно надеялся, что пациент будет спать или не сможет говорить из-за кислородной маски на лице, а я, как преданный сын, посижу немножко рядом и отправлюсь восвояси.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, лежать здесь — сплошное удовольствие.

— У тебя что-нибудь болит?

— Немножко. Ничего особенного.

— Может, всё-таки тебе что-нибудь принести?

— Двойной виски. Безо льда.

Я улыбнулся беззаботности этого старика и понял, что уже люблю своего папу. Он умудрился сохранить чувство юмора даже на пороге смерти. Вообще-то выглядел он так, словно уже преодолел этот порог и, миновав прихожую, направляется прямиком в гостиную смерти. В палате пахло дезинфекторами, которые не могли заглушить запах угасающего тела.

— Мэдди с детьми. Заходила…

— Да, знаю.

— Чудесные ребятишки. Такие милые.

— Точно. — И по глупости добавил: — И прекрасно справляются со всем этим.

Старик помолчал, но потом всё же уточнил:

— Справляются с чем?

— Ну, ты же понимаешь…

— Что случилось?

И тут до меня дошло, что дед ничего не знает о нашем разводе. Естественно: отец — старый человек, с больным сердцем, с чего бы мы стали подвергать его дополнительному стрессу и рассказывать, что брак его единственного сына распался? И по той же самой причине ему, конечно же, не сообщали, что я пропал и теперь страдаю амнезией.

— Ну, они прекрасно справляются, оба… с тем, что у их любимого дедушки инфаркт.

В этот момент я, каким бы диким это ни показалось, обрадовался тревожному звонку на одном из мониторов, что избавило от необходимости продолжать разговор. Я испуганно подпрыгнул, не понимая, что делать. Прямо над кроватью мигала красная лампочка. Это что, он, тот самый миг? Вот сейчас мой отец умрет, спустя пару минут, как я с ним впервые встретился? Но тут вошла медсестра, равнодушно щёлкнула каким-то тумблером и молча направилась обратно к двери.

— Всё в порядке?

— Да, просто аппарат барахлит. Ничего страшного.

— Спасибо! — проговорил дед вслед сестре. — Они тут просто восхитительные.

— Смотрю, ты не падаешь духом?

— Точно. Не жалуюсь.

— Ну, знаешь, ты только что пережил второй инфаркт, имеешь право и пожаловаться немножко.

— Да нет, я абсолютно счастлив. Сестрички очень добрые. Абсолютно восхитительные.

Поистине «абсолютно восхитительно», что мой отец не сказал ни одного дурного слова о своём нынешнем положении. Не знаю, чего я ждал — усталости, страха, раздражительности, страданий, но эта жертва болезни сердца проявляла невероятную сердечность.

На тумбочке рядом с кроватью я заметил открытку, подписанную «Дилли».

— Красивая открытка.

— Благослови Господь девочку. Такая заботливая.

Я прислушался к его прерывистому дыханию. Попытался представить, как этот человек держит меня за ручку, переводя через дорогу; или как мне, малышу, доверяют переключать скорости в автомобиле; или как мы вместе гоняем футбольный мяч в каком-то воображаемом саду. Но реальных воспоминаний так и не родилось.

— Помнишь, как мы играли в футбол, когда я был маленьким? — осторожно спросил я.

— Разве такое забудешь? Ты вечно был… — он помедлил, словно старый мозг с трудом подбирал правильные слова, — таким бестолковым.

Я хихикнул.

— Но я же был совсем ребенком.

— Ничего подобного. Даже когда стал старше. Никуда не годился! — На измученном лице появилась тень улыбки.

Так, всё ясно, отец путается в воспоминаниях, надо менять тему.

— Футбол, пожалуй, никогда не был моим сильным местом. Гэри вспоминает, как я пел в ансамбле.

— О да! Ну и голос!

— Э-э… спасибо.

— Как будто кота за хвост тянут.

— Что?

— Жуткий.

— Ха! Просто старшему поколению вся рок-музыка кажется странной.

— Публика аплодировала…

— Ну вот видишь…

— …вяло. Ровно пока ты пел…

Похоже, мы всегда подтрунивали друг над другом, но я как-то не ожидал подобной грубости от малознакомых людей.

Но, успокоившись, я понял, как замечательно, что отец сохранил способность подшучивать надо мной даже на больничной койке. Это демонстрировало нашу близость. Наверняка таким образом папа выражал свою любовь и привязанность.

— Но это всё ерунда, — объявил древний мистик, видевший нечто, непостижимое для его ученика. — Потому что главное в своей жизни ты выбрал правильно. — Сейчас голос звучал совершенно серьёзно.

— Что именно — работу?

— Нет. Свою жену. — С невероятным усилием он повернул лицо ко мне. — Ты женился на правильной девушке. — Он дышал всё тяжелее, мне приходилось прислушиваться, чтобы разобрать слова, звучавшие из-под маски. — Вы двое. Идеальная пара. — И прикрыл глаза, наверное представив, как я сегодня вечером встречусь с Мадлен, и радуясь этому образу.

Думаю, физическое состояние моего отца придавало дополнительной ценности его словам. Любое утверждение, прозвучавшее со смертного одра, кажется значительным. Можно испустить дух со словами: «Всегда снимай пальто в помещении, иначе не сможешь согреться», и слушатели будут благоговейно кивать мудрости этого откровения. Но мой отец потратил свои последние выдохи, чтобы сказать, что мы с Мадлен идеальная пара, — впервые хоть кто-то сказал что-то доброе о нашем браке.

— Да, одна такая на миллион, — согласился я.

— Прямо как… — хриплый вдох, — твоя мама.

И внезапно время вышло. Всего десять минут, но бак с горючим опустел.

— Я немного устал, сынок. Сил нет говорить.

— Ладно. — И всё-таки сумел выговорить: — Хорошо, папа.

Папа затих, мгновенно провалившись в глубокий сон. Я сидел рядом и просто смотрел на него, пытаясь найти своё место в этой реальности. Мимо двери в палату провезли каталку, но никто не вошёл. Я думал, что при виде беспомощного отца расплачусь, но сейчас, напротив, чувствовал себя в приподнятом настроении. Наши с ним ощущения в отношении Мадлен совпадали. «Идеальная пара», так он и сказал. И будь моё сердце подключено к ЭКГ, сейчас график показал бы полный покой.